5 сентября родился Эрик Булатов

    107

    5 сентября родился Эрик БУЛАТОВ – русский художник и иллюстратор, один из основателей соц-арта.

    “Люди, которые говорят, что выросли на твоих книжках – это, конечно, подарок судьбы” – Э.Булатов

    Из интервью Елене Калашниковой :
    — Вы родились в Свердловске 5 сентября 1933 года. В одном интервью вы сказали: «Мой отец почему-то очень верил в то, что я буду художником. Он погиб на фронте, когда мне ещё не было восьми лет». Расскажите о своей семье.
    — Тут надо уточнить: отец ушёл на фронт в 1941-м, когда мне не было восьми, а погиб в 1944-м. Он был профессиональный партийный работник.

    — Как его звали?
    — Владимир Борисович. Он родом из Саратова, потом с родителями перебрался в Москву. В 1918-м вступил в партию, сразу после гимназии ушёл на Гражданскую войну, что стало трагедией для семьи. В 1937-м его исключили из партии, и всё шло к аресту. Но тут моя мать сделала простую, но очень эффективную вещь. Сняла под Москвой дачу, и отец там примерно полгода жил.
    Он не был крупным политическим деятелем, поэтому властям не нужно было именно его арестовать. На каждый район была развёрстка — взять столько-то, но если этого нет, возьмём другого. Как в армию набирали, примерно так же.
    Когда эта кампания кончилась и отец объявился, его не тронули, восстановили в партии, но он не вернулся на партийную работу. У него было высшее образование, и он пошёл работать учёным секретарём в Большую советскую энциклопедию.

    — А почему вы в Свердловске родились?
    — Отец ездил в командировку на Урал, беременная мать поехала с ним, я там родился, а потом они вернулись.
    Мать у меня была натура романтическая и очень активная. Родилась в Польше, в Белостоке. В пятнадцать лет нелегально перешла границу: Россия — свобода, революция…
    Её поймали на границе, вернули, но в конце концов она оказалась в России, не зная русского языка, у неё был идиш и польский. Но через три года она настолько освоила русский, что уже работала стенографисткой. Сначала год или два, кажется, в Каменец-Подольском, потом в Москве. Последние годы была стенографисткой в президиуме Московской коллегии адвокатов. Мама была очень одарённым человеком и в 1920-е годы даже сдала актёрский экзамен на киностудии…

    — Кто из них был вам ближе?
    — Трудно сказать. Я был слишком маленьким, чтобы выбирать. Моё счастливое детство кончилось с началом войны, кошмар продолжался, пока я не поступил в художественную школу. Потом пошла нормальная жизнь.
    Сколько себя помню, я рисовал, и рисовал хорошо. Тогда было ещё рано судить, что из этого может получиться. Это определяется годам к десяти-двенадцати, но отец поверил, что я буду художником.

    — Что это были за рисунки? Портреты, зарисовки с натуры, пейзажи?..
    — Как ни странно, кое-что из них осталось. В основном это были композиции. Руслан с Рогдаем дерутся, сражения, всадники, что-то такое… Интересные были композиции. Но я что-то и срисовывал.
    …
    — Как дальше шло ваше творческое развитие?
    — Учился я в московской средней художественной школе при институте имени Сурикова, моя профессия была выбрана ещё в школе.
    Получилось довольно глупо. Сначала мама показывала мои рисунки разным художникам, даже Корину. Корин и другие говорили, что не нужно меня никуда отдавать, меня там могут испортить, что-то в этом роде, в общем, рано ещё.
    В художественную школу принимают после пятого класса общеобразовательной. Я не знал, что есть такая школа, и узнал о ней случайно. В параллельном классе учился мой сверстник, который тоже рисовал, мы с ним конкурировали.
    Как-то он мне сказал, что поступает в художественную школу, там экзамены, но он уверен, что пройдёт. Я был потрясён, узнав, что есть такая школа, побежал туда, но оказалось поздно — экзамены прошли, а новых год ждать.
    Мне посоветовали подготовиться в Доме пионеров. Два года я занимался в кружке рисования у Александра Михайловича Михайлова, которого вспоминаю с любовью и благодарностью.
    Хороший педагог и человек очаровательный, я потом поддерживал с ним отношения. На следующий год я пытался поступить во второй класс художественной школы, но не прошёл по конкурсу.
    В 1947 году меня приняли в третий класс. Потом как-то само собой поступил в Суриковский институт, на живописный факультет. Поскольку школу я окончил с медалью, вступительные экзамены держать не пришлось.

    — А у кого вы учились?
    — У Петра Дмитриевича Покаржевского, был такой профессор. На первом курсе у нас был один педагог, потом другой, но так получилось, что со второго курса я учился у Петра Дмитриевича, с которым у меня тоже были очень хорошие отношения.
    В художественной школе мы рисовали как сумасшедшие, работали с утра до ночи и ни о чём другом не думали. Там учились дети привилегированных и обычных людей, но для нас это не имело значения, делились только на бездарных и талантливых.
    А в Суриковском была мрачная, затхлая, провинциальная атмосфера, время было тяжёлое — конец 1940-х — начало 1950-х. Смерть Сталина…

    — Борьба с космополитизмом.
    — Да, и окончательный разгром искусства.

    — Интересные люди учились вместе с вами?
    — Друзья у меня были из художественной школы. Прежде всего Олег Васильев, с которым мы всю жизнь дружим, несколько человек из класса, с которыми я до сих пор поддерживаю самые близкие и дружеские отношения. В институте отношения ни с кем не сложились.
    После смерти Сталина в Суриковском довольно быстро начала меняться атмосфера, как и вообще в культуре.

    — Вы говорили о том, что после института вы переучивались, «вырабатывая — во многом под влиянием Роберта Фалька и Владимира Фаворского — стойкую самостоятельность по отношению к официальной соцреалистической доктрине». Расскажите об этом подробнее.
    — Во время обучения мы сталкивались с искусством, которое раньше было запрещено, которого я не понимал и не чувствовал. Фальк и Фаворский помогали понимать, осваивать своё ремесло, что для меня было неоценимой помощью, в институте я этого не мог получить.
    Для того чтобы объяснить, чем я обязан Фаворскому, а чем — Фальку, должен быть серьёзный разговор. Я об этом много писал и говорил, недавно вышла книжка моих теоретические статей «Живу дальше», где есть много на эту тему.
    Я хотел стать серьёзным, настоящим художником, поэтому мне приходилось переучиваться. Полученного образования было недостаточно.
    К концу института я понял, что не должен зависеть от заказов государства не потому, что изначально собирался быть антисоветским художником, я ещё сам не знал, каким художником буду, но для того, чтобы свободно развиваться.
    Все средства к существованию были в руках государства, частных заказов не могло быть. Значит, в живописном деле надо было искать другой способ зарабатывать деньги, чтобы он оставлял время для моей непосредственной работы.

    — И вы стали заниматься детской иллюстрацией. Знаю, у вас был график: полгода книжная иллюстрация, полгода — картины.
    — Совершенно верно. Светлое время, весну — лето, оставлял на живопись, а тёмное, осень — зиму, — на книжки. Работали над книжками мы вдвоём с Олегом Васильевым.

    — Почему именно с ним?
    — Мы с Олегом были близки по взглядам, всё время общались и друг в друге нуждались, поэтому объединились в работе.

    — В советское время для художника только иллюстрация детских книг была тихой гаванью?
    — Некоторые выполняли заказные декоративные работы в живописном комбинате. Но большинство ушло в детскую книжку. Это был наиболее безвредный способ сотрудничества с государством. К тому же из всех видов изобразительного искусства в ней был наиболее высокий профессиональный уровень.

    Многие хорошие художники ушли в детскую книжку ещё в 1930-е, когда начался разгром живописи. Поэтому там сохранилась культура и традиции.

    — Для вас были какие-то примеры в книжной иллюстрации?
    — Конечно. Мы очень много смотрели, у меня целая библиотека детских книг. Самым нашим любимым художником был Юрий Васнецов. Кстати, ученик Малевича. В детскую книжку его вытеснили. Для русской книги большая удача, что в ней работали такие художники, но для нашего искусства это, безусловно, потеря.

    — Что нравится вам больше всего из тех своих работ?
    — Даже не знаю. Из сказок Перро лучше всего получилась «Золушка», «Дикие лебеди» Андерсена, «Бабушка Вьюга» братьев Гримм. Интересно было работать над сборником «Путешествие в сказку», в котором собраны европейские и азиатские сказки.
    (Из материалов сайта: http://www.chaskor.ru/)

    Иллюстрации к детским книгам сделали Эрика Булатова широко известным и среди юных читателей – детей и подростков. «Мы с Олегом Васильевым, — вспоминает художник, — 30 лет работали в детской книжке. До 1989 года включительно. И надо сказать, работа не была для нас мучительной, особенно когда какие-то хорошие книжки попадались»
    С 1992 года Булатов живет и работает в Париже.
    Страница художника в Лабиринте

    Обзоры


    Книги иллюстратора